Ласточкина Прасковья  Ивановна  1922 г.

Я родилась в  Куженерском  районе деревне Руш-Беляк Юледурского сельского совета. Мои родители были неграмотные. Раньше, когда я был маленькая, в деревне всего грамотными были два  человека. Из девочек я первая одна пошла в Ляж-Вершинятскую школу. Мои ровесницы надо мной смеялись, особенно матерью, что я хожу в школу. Мать с отцом жили бедноте, одежонки плохие, ходили  лапатошках… (воспоминания Ласточкиной Прасковьи  Ивановны, 1922 года рождения). 

ЦГА РМЭ ф. Р-954  оп.1  д.38 л.1

Воспоминания Пономарева С.А., уроженца южной части Уржумского уезда

Я хорошо помню дореволюционную жизнь.  Когда свершилась  Великая октябрьская социалистическая революция,  мне было 15 лет. Что тогда представляло наше хозяйство? Не было ни лошади, ни коровы, земли имели  только полдуши надел от дедушки. Хлеба своего не хватало даже до нового года. Поэтому отец часто уходил на заработки, оставлял дома мать с 6 детьми. Тяжело жилось тогда беднякам. Мать покупала по 1 пуду  муки у соседа  кулака Наумова по  цене 60 копеек за пуд, а когда не было денег, несла в заклад холст (новину), иначе кулак не доверял, но за эту муку он брал 80 копеек за пуд. Помню так случай,  хотя я был тогда еще мальчиком, но забыть и сейчас не могу такой обиды. Вваливаются в нашу избенку сельский  староста и двое  десятских и требуют   у матери  уплатить подать. Денег не оказалось, и мать просила подождать с  недельку.   Несмотря на ее просьбы и уговоры, они забирают  два последних  мешка овса, высушенных для размола. Мать со слезами вскрикивает «Что вы делаете, ведь детей  оставляете без хлеба».  В ответ послышалось «Не пропадут сопляки». Так оставили они нас без хлеба.  Уж плакала мать и мы ребятишки  с нею. Вот так издевались над бедняками…

ЦГА РМЭ ф.Р-954 оп. 1 д.39 лл. 12-13

Воспоминания Сидоркиной Елены Емельяновны

Родилась  я в деревне Мари-Кугунур Ирмучашской волости Уржумского уезда  Вятской губернии, а ныне эта деревня входит в Куженерский район колхоза имени Кирова С.М.

Мои родители были совсем неграмотные, не умели ни читать, ни писать. Отец вместо росписи ставил крестик или свою метку. Газеты и журналы мы не выписывали до тех пор пока не стали грамотные.

В деревне удел марийской девушки был с малолетнего возраста учиться прясти, ткать новины и вышивать, и шить. Так вот и меня мать с 7 лет вместе с сестрой Анютой учила этому крестьянскому труду и то только в свободное от сельскохозяйственных, полевых и домашних работ, а пряли мы все трое -  мама, я и сестра, только по вечерам при маленькой керосиновой лампе, а когда с керосином было плохо, тогда пряли при свете лучины. К 9 годам,  когда мне надо было идти в школу, я уже эти работы усвоила в совершенстве, приходя из школы по вечерам опять  приходилось прясти, пряли мы с сестрой вперегонки, т.е. приходилось соревноваться.

У отца надел земли был маленький, хлеба не хватало до нового урожая, поэтому нужно было каждый год с лета делать хлебный запас. Отец брал за хлеб полосы хлебные  жать и поснопно и поденно у кулаков. И всей семьей жали до конца жнитвы – жатвы у разных хозяев. По воскресным дням отец с матерью не ходили жать, считали грешно жать в воскресенье, но нам они разрешали ходить в наем жать и зарабатывать деньги расходовать на покупку разных украшений для марийских костюмов, рубашек, шовыр и на покупку платков. Кроме этих работ еще с малых лет 8-9 лет в каждое лето сосед нанимал меня возить навоз  к одному священнику – богатому Фаддееву на 2-3 недели, платили мне по 3 копейки за день и на заработанные деньги покупала тоже украшения, а часть брали родители. У этого священника было большое поместье, много скота, лошадей, коров, свиней, имелись свои сельскохозяйственные  машины косилки, жатки, молотилки и даже сепараторная и маслобойня, но настолько был скупой, что нам рабочим не давал даже молока к чаю, в то же время при наших глазах свиньям своим по полному корыту выливали обрат – перегон от молока, жили мы у него на сеновале, чай пили в подвале  его двухэтажного дома. По­этому у меня с малых лет возникла ненависть и презрение к таким богатым эксплуататорам…

ГА РМЭ ф.Р-954 оп. 1 д.73 л.1

Воспоминания Куклина Александра  Петровича

Родился я 10 (23) марта месяца 1900 года в  селе Токтайбеляк Уржумского уезда Вятской губернии. Теперь Куженерский район Марийской АССР. В ту пору это был достаточно глухой и темный уголок юга Вятской земли. Здесь среди холмов и оврагов, среди  лесов и полей затерялись маленькие деревушки – русские, марийские и татарские. До ближайших городов добрая сотня верст. Жители редко выезжали за пределы своей волости. О такой жизни, отгороженной от остального мира деревянной околицей в шутку говорили: «В начале не было ни земли, ни неба, а только  Вятская губерния».

… По социальному происхождению  я из крестьян. Приучаться к труду начал с 6-7 л возраста. Хозяйство у родителей было средняцкое. В детстве ни испытал особой нужды или голода. Ржаной хлеб и овсяную кашу я ел досыта. А витамины и сахарозы детвора добывала тогда сама. Пили березовый сок, ели зеленый горох, лакомились дикими ягодами, не брезговали и еловыми марешками. Летом бегали босиком. Правда, ноги как у петуха покрывались чешуей. Штанишки и рубашки были домотканые. Сапоги и ситцевые рубахи полагались только  в особых случаях. О лаптях сейчас вспоминают больше  с иронией. А тогда мои сверстницы, марийские девушки не знали иной обуви. Правда, они носили модные лапти индивидуального плетения в 12 лык. Я в детстве и юности растрепал тоже немало лаптей.

  В наших краях было очень много нищих. Нужда заставляла надевать суму и русских и татар  и марийцев. Особенно бедно жили аборигены наших мест марийцы.

Моя мать родила 8 детей. Но вырастила только 4. Такой высокий уровень  детской смертности  был типичен для большинства семей.

В Марийской АССР теперь наверное забыли о трахоме. А тогда на каждом шагу встречались люди с печатью этой  социальной болезни на лицах. Еще одно заболевание – корчи. От хлеба из ржи, пораженных спорыньей, начинались судороги. Люди от так хлеба корчились и умирали мучительной смертью.

… Родители  редко тратили деньги на покупку игрушек. Игрушки мы мастерили себе сами, вовлекали  в наши игры котят, собак, ягнят, даже поросят. В общем  обходились  без заводских игрушек.

… Пусть комсомольцы 70-х годов  судят нас комсомольцев 20-х годов  не особенно строго за то, что в детстве и юности мы ходили в церковь, участвовали в церковном пении и чтении и целовали попу руку. Мы не слушали радио, не смотрели телевизор, не ходили в театр. Прекрасный мир познавали через книги и созерцание красоты родной земли. Церковь  привлекала своим многолюдием, возможностью и людей посмотреть и себя показать. Мы с равным  интересом участвовали  в крестном ходе  по случаю прихода иконы Трифона  Вятского чудотворца  и на празднике ага пайрем в марийских мольбищах. А еще больше любили шумные ярмарки, веселые хороводы и свадебные поезда.

ГА РМЭ ф.Р-954 оп. 1  д.35 а лл.1-6

Детство мое было трудным, полным невзгод. От отца остался я 6месячным  ребенком. Когда умерла мать, мне было 7 лет. Взял меня богатей Никита в батраки. Не было сносной одежды – рубаху и кафтан мне шили из старых материнских обносков. А работать приходилось много. Уже 12 лет я начал пахать, ломать камень, который Никита продавал на сторону. Зимой молотил машиной.

Мечтал я учиться. Но кто пошлет в школу батрака!  Не пришлось мне учиться хотя бы день. Рос я неграмотный, темный, забитый.

В 1914 г. началась Империалистическая война. Меня взяли в армию, и я 2 года сражался на австрийском фронте.

Нелегко было служить в старой армии. Нас не считали даже за собак. Кормили плохо, часто не бывало хлеба. Все время – похлебка из затхлой чечевицы. Полуголодных гнали в бой.

В 1918 г. я, вернувшись домой, женился. Собрался с силами, построил себе небольшой домик, похожий на баню. А до этого жил с женой в избе Захара Речкина, самого бедного в деревне  мужика.

С.В. Речкин «Пионер йук»  1935 г. № 4