Анатолий Ивановский

В селе Салтакъял Уржумского уезда в сентябре того же 1918 года был арестован по навету крестьян,  зарившихся на церковную землю, священник Анатолий Ивановский. Батюшка служил в селе с 1901 г. и немало в прошлом сделал добра для своих прихожан, был прекрасным отцом для своих семерых дочерей и троих сыновей. Батюшку обвинили в агитации против советской власти, мол, говорил  антисоветские проповеди. В приговоре о.Анатолий был назван «как белогвардеец, который ведет агитацию против Советов даже проповедями».

   В доме священника был произведен обыск. Нашли, например, письмо дочери из Казани, написанное  9 августа 1918 г. во время бело-чешского мятежа, в котором она описывала, с какой радостью встречало чехов население города. Это тоже вменили батюшке в вину.

   Вместе с батюшкой было арестовано еще несколько человек, в т.ч. «опричник его», как написали в документе,  Иван Филимонович Соколов. Всем им предъявили  обвинение в антисоветской агитации и участие в Степановском мятеже, и вообще все они де насквозь пропитаны духом монархического строя.

    На допросе 16 октября 1918 года отец Анатолий своей вины не признал, сказав: «В село Салтакьял  я переехал в 1901 г. из псаломщиков в священники, где и служу по настоящее время. Население до революции и во время первой революции ко мне относилось хорошо и насилия со стороны населения не видел. Вторая революция меня застала в с.Салтакъял и участия в деле революции не принимал. Во вторую революцию население ко мне относилось хорошо. Я населению своего прихода ничего на почве политики не говорил и агитации никакой не вел, а на почве религии я говорил в церкви поучительные статьи о гонении на церковь в Петрограде (месяца и числа не помню)…»

  Священника спросили, как он относится к закону об отделении Церкви от государства. На это последовал ответ: «Это значит лишить государственную власть благословения Божьего». На вопрос, признает ли он  советскую власть, Ивановский  ответил: «В гражданских делах признаю, а в церкви и агитации против советской власти я не вел». «Виновным себя не признаю, в том и подписуюсь» - заканчивается протокол первого допроса.

  18 октября состоялся повторный допрос. На нем о.Анатолий говорил, указав в том числе и причину доноса на него: «После окончания семинарии состоял на должности псаломщика до 1901 г.  В 1901 г. занял должность священника в с.Салтакъял, где находился до сего времени. Сельчане вообще относятся хорошо, но есть и лица недоброжелательные. Инцидент получился при разделе земли, приходским сходом было решено землю мне оставить, т.к. жалования я не получаю, но крестьяне некоторые села Салтакъяла этим не были довольны и засеяли весной свои участки Ельмихеев Александр и Леухин Спиридон с.Салтакъяла,  предполагаю, что они на меня донесли об агитации против советской власти. Против власти я лично не агитировал, а только читал воззвания патриарха Тихона и церковного собора. Я предполагал, что я должен исполнять предписания высшей церковной власти и что советская власть не должна вмешиваться в церковных делах, т.к. согласно декрета об отделении церквей от государства. В воззвании патриарха Тихона говорится против власти, что сейчас идет гонение над церквями, отбирается церковное имущество и здания. этому не верить я не могу. Я исполнял свои обязанности, а если это не исполнять то должно уйти с должности.

   … Советскую власть я признаю как факт и исполняю ея распоряжения. Для меня безразлична, какая власть бы не была, лишь бы была она на христианских основах. Царское правительство для меня лучше в том, что церковь не была отделена от государства. Вообще не задавался целью судить, какая власть лучше, какая хуже, лишь бы были между людьми братские отношения».

   Причт Салтакъяльской церкви попытался вступиться за своего любимого пастыря.  23 сентября 1918 года было направленно следующее прошение, подписанное диаконом Иоанном Ивановым и псаломщиком Федотом Ефремовым: «17 сентября 1918 года священник села Салтакъял Анатолий Ивановский был взят военной силой и увезен в Уржум на заключение в темницу, по какой причине, мы совершенно объяснить не можем, так как в поведении отца Анатолия Ивановского мы не замечали никаких противозаконных действий: проповедей на политические темы не произносил, а произносил лишь на религиозные темы поучения».

   Писала заявление об освобождении мужа и матушка Юлия Михайловна Ивановская:

«Некоторые из прихожан с.Салтакъял сводят просто счета с мужем моим священником  с Анатолием Дмитриевичем Ивановским и добиваясь смещения его с должности из с.Салтакъял донесли на него». Прошения не помогли, отец Анатолий был приговорен к расстрелу

 30 октября 1918 года о.Анатолий принял мученическую смерть близ Уржума по приговору Чрезвычайной Комиссии от 18 октября.  В смертном приговоре в частности указывалось: «…Ивановский действительно распространял и сам лично читал в церкви воззвания патриарха Тихона и другое против власти. Для него лучше царское правительство тем, что церковь не отделена от государства. К советской власти не имеет симпатии. Из того заключается, что Ивановский старается всеми силами воздержаться против существующей власти, а потому постановил: священника Ивановского расстрелять». По словам уржумского краеведа Н.Б.Пентиной, отец Анатолий был расстрелян «Где-то в Гарях…» Гари – это лесок около города Уржума.

   «Где-то в Гарях…» Неимоверно трудно, практически невозможно установить места расстрелов 1918 года. Местные жители, если и знали о них, старались помалкивать, даже не рассказывали своим детям. Поэтому так мало свидетельств дошло до нас. Именно потому уникально и бесценно для нас воспоминание жителя г.Уржума Б.А.Курочкина: «Местом казни были Берсенский лог… Весной 1919 года на Шинерке вдруг появились трупы священников. Наверняка их постигла судьба других  арестованных, расстреливали священников в Берсенском логу, наверное, были это сельские священники. Не успели захоронить их, а поэтому вешние талые воды вынесли тела в реку…» 

   Ныне отец Анатолий прославлен в лике новомучеников Российских…

Иоанн Короваев

Протоиерей Уржумского Свято-Троицкого собора Иоанн Короваев, уроженец села Салтакъял. В следственном деле и показаниях отца Иоанна много интересного. Там, правда, не указывается, имел ли он связи с мятежниками, но он подробно рассказывал, как ушел с ними из Уржума в изгнание и два года жил тайно  на своей Родине в селе Салтакьяле, где общался с отцом Анатолием. Осенью 1918 года отец Иоанн хотел вернуться в Уржум, но его во время остановили, рассказав, что он внесен в Уржуме в список заложников, которых надлежит расстрелять.  В 1920 году, в надежде на объявленную амнистию, отец Иоанн возвращается в Уржум. Там он был сразу арестован и содержался больше года в тюрьмах Уржума и Вятки. Матушка Караваева писала слезное прошение о помиловании батюшки, в котором указывала, что его заставляют колоть дрова во дворе тюрьмы. Все же вины за священником найдено не было, и он был освобожден. В 1939 году отец Иоанн был снова арестован, уже в городе Вятке, где служил в одном из храмов, и расстрелян за участие в «церковно-монархической группе».

Алексий Решетов

  В село Хлебниково председатель Степановского правительства Березинский  прислал мандат диакону церкви Алексею  Решетову и некоторым другим известным в волости личностям принять власть и деньги от Совета в свои руки и возродить Управу. Диакону приказывалось стать начальником волости. Интересно, что приказ ему был передан членами Исполкома, отнесшимися, как видно, к смене власти очень пассивно.  Выбор Березинского пал на него, т.к. тот знал Решетова очень давно, как весьма популярного в своей волости человека. Отец Алексей служил в Хлебниково 16 лет и был известен большой благодетельностью и отзывчивостью, был очень популярен среди крестьян⁵.

  В детстве Алексей Решетов воспитывался в семье протоиерея г.Елабуги, который стал мальчику вместо отца и помог получить ему духовное образование. Поначалу юноша  хотел стать учителем, и работал несколько лет на этой должности, совмещая работу со службой в одном из храмов г.Елабуги. Позднее выбор Алексея  пал окончательно на путь духовного служения, т.к., по его словам, должность псаломщика была более оплачиваемой, чем учителя. Как способный молодой человек, он быстро получил сан диакона и был перемещен на служение в маленькое село Хлебниково Уржумского уезда, где прослужил многие годы, вырастив с женой двух детей. В разные годы он назначался Уржумским земством председателем по выборам в волостное земство и председателем кредитного товарищества, организованным им же, благодаря чему батюшка стал пользоваться большим уважением и в народе, и в Уржумском земстве.

  Отец Алексей  с большим сомнением поглядел на бумагу, присланную Березинским, как он сам признавался, приказ его «огорошил» и власть брать в свои руки ему не хотелось, понимая, что в случае чего беды не миновать. Он предлагает принять на себя новую власть бывшим членам Управы, но те, отказались, понимая, что последствия могут быть нешуточные. Тогда о.Алексей решает  поступить очень демократично - приказ прочитать на народном сходе, а там как народ  решит, так и будет. На сходе мужики решили, что им все равно – Совет или Управа, лишь бы порядок в волости был, и давайте быстрее принимайте дела и кассу в свои руки. Так батюшка-диакон стал главным участником «переворота» в Хлебниковской волости, что чекисты позднее и вменили ему в вину. Сам переворот, судя из последующих слов Решетова, состоялся очень мирно – председатель Совета написал заявление о своем уходе, вверив власть новому правительству, и мирно удалился. Отец Алексей  стал начальником волости и добросовестно старался исполнять все приходящие ему приказы.

   Вот что сам диакон позднее рассказывал об этих событиях на своем допросе в Уржумской ЧК : «… Подозреваю, что меня арестовали за то, что во время белогвардейского восстания мне прислали распоряжение от Березинского о смене Советов, таковые упразднить, а вместо советов назначить, т.е. призвать к работе бывших членов волостной земской управы. Это распоряжение принес мне Опарин. С ним был член Хлебниковского исполкома. Прочитав эту бумагу, я не знал, что делать, заявив, что я руководить волостью не могу, хотя там и было написано о назначении меня начальником волости. В понедельник было собрание, и я выступил на собрании, прочитав приказ, и к тому же председатель волостного совдепа этим воспользовался, чтобы поскорее улизнуть из волости и заявление о своем уходе,  фамилия его Опарин, и дело после заявления решилось сразу. Крестьяне ответили, нам все равно управа или Совет и решили Совет признать распущенным. А на службу вместо председателя был призван бывший председатель Конышев, который и занял место председателя. Я также просил его принять руководство волостью. Я знал, что приказ Березинского контрреволюционного характера. Читал я этот приказ, потому что народ уже знал об этом приказе и об этом назначении начальником волости, а также потому что ко мне обращался Опарин, чтобы я принял дело, но я сам не решился и вынес решение на общее собрание волости. О том что я, читая этот приказ срываю советскую власть и помогаю буржуазии, я не подумал. В настоящее время я сознаю, что в то время я являлся врагом советов, и к тому же в то время я не знал, что творится в Уржуме и в других местностях республики…

 Контрреволюционный приказ все равно прочитал. Мотивирую это тем, что наше положение зависело от крестьян и они заставили бы все равно прочитать, зная, что таковой у меня есть. Популярностью в своем округе я пользуюсь как председатель кредитного товарищества, таковое мною и было основано, желая помочь трудовому народу…»

    Арестован отец диакон был также в сентябре 1918 года.  Батюшку допрашивали дважды, но была то чистая формальность для составления «дела»; судьба его уже была решена. Сам батюшка, понимая это, говорил следующее в свое оправдание: «Думаю, что советская власть и ее декреты служат благу народа. На декрет об отделении Церкви от государства смотрю, что он необходим. Врагов советской власти знаю лица, которые препятствуют советской власти, выступают на собраниях против власти Советов. Потому и меры, принятые против власти Советов, считаю правильными. Красный террор считаю необходимым, большевизм должен прибегнуть к красному террору. На выступление чехословаков и белой гвардии смотрю отрицательно. Они не могут принести пользы народу, а почему же контрреволюционный приказ, да я тогда и не подумал. Желательно, чтобы укреплялась советская власть…»

 Эти слова не помогли ему. В постановлении от 29 октября 1918 г. ему был вынесен смертный приговор: «…Решетов будучи диаконом принимал самое активное участие в политической жизни и действия его были направлены против власти Советов. Будучи назначенным начальником волости контрреволюционером Березинским принял таковое и  не уничтожил его приказ, выступал на собрании и в корне срывал советскую власть в своей волости, а также заявлял, что он всегда прочитал бы на собрании контрреволюционные воззвания и приказы, к тому же пользовался популярностью в своей волости. Усматриваю в лице и действиях Решетова контрреволюционную агитацию.

А поэтому постановляю: расстрелять».

29 октября 1918 года «за антисоветскую агитацию, сочувствие белым» диакон Алексей Решетов был расстрелян.

А.И.Соколов

Священнику Андрею Кощееву из села Марисола удалось спастись. Рассказывают, когда в Марисоле к батюшке пришли чекисты, тот попросил матушку их накормить, а сам ушел переодеваться. Больше его не видели… Пока матушка развлекала чекистов разговорами, батюшка скрылся через подземный ход в церкви. Возможно, именно после этого случая чекисты стали производить аресты духовенства прямо на месте, в чем бы те не были.

  Вот как рассказывал об этом очевидец Б.И.Шабалин: «Утром, против здания волисполкома Иван Лемаков, по народному «комиссар Ванька», родом из деревни Калянурцы и несколько мужиков и о чем – то бурно во весь голос спорили.  Волисполком располагался  в добротно построенном пятисотенном доме с  коридором на каменном фундаменте крытой железом крышей, ранее принадлежащей церковному приходу.

     К ним со стороны улицы приближались пять красноармейцев: четверо с винтовкой и один с наганом на поясе спрашивает:

   «Напротив, - показывая рукой на полукаменное здание,- здание волисполкома? Как мы можем увидеть секретаря волисполкома Шишигина Николая Ивановича?»

  «Да, - отвечает Демаков,- но он пока не успел придти из дома с хутора Шишидино. Хутор находится в 1.5 верстах от села, наверно, скоро прибудет».

    В этот же момент со стороны школьного сада шагал Николай Иванович и услышал, что его спрашивают приезжие с оружием и в военной форме. Сердце  вещун – почуяв недоброе, он быстро скрылся в школьном саду. Подождав четверть часа, немедленно два красноармейца были направлены в Хутор Шиширино за секретарем, но не застав его дома, вернулись.

     Тем временем оставшиеся три красноармейца взяли со службы попа Андрея и арестовали моего отца Шабалина Ивана Андреевича и протодьякона Соколова. Батюшка Андрей взмолился: « как же я в церковной ризе поеду в Уржум, мне нужно переодеться» и упросил их дойти до квартиры. Они согласились, благо квартира недалеко, только улицу перейти. Зашли домой, отец Андрей обращается к матушке:

   «Матушка, угости-ка «гостей» свежими щами из печки. Они давненько не кушали. А я, пока они кушают, переоденусь.

    Матушка встревоженная достает  наваристые щи из печки и тут же на кухне разливает в миску и ставит на стол. «Гостей» рассаживает и они прижав винтовки меж ног, приступают к трапезе.

    «Вы кушайте, соколики, - потчует отец Андрей «гостей», - а я зайду в соседнюю комнату, сброшу ризу, переоденусь и вернусь. «Гости» покушали, ждут, а его все нет. Встревожились, заглянули в соседнюю комнату, а батюшки  и след простыл. В начале тридцатых годов я, во время летних каникул, приехал в Корисолу к деду твоему, Григорию Алексеевичу, между прочем,  он сказал, что недавно инкогнито/тайно/ приходил отец Андрей и переночевал в Корисоле и долго плакал, что люди забыли про Бога, даже и его упрекнул в безбожье, сказав с горечью: «даже ты, Григорий Александрович, не вспоминаешь Бога». Августовское событие 1918 года в селе Марисола окончились тем, что Шабалина И.А., моего отца, продержали в Уржуме  три дня, не найдя состава преступления, отпустили, а протодьякона Соколова расстреляли⁶».

  Судя по материалам судебно-следственного дела А. И. Соколова, он тогда уже не был диаконом, а жил в Уржуме и работал там в товарной конторе. Из постановления о расстреле Соколова от  22 октября 1918 года: «Обвиняется в контрреволюционной пропаганде и агитации, при чем оказалось, что гражданин Соколов действительно занимался означенной пропагандой на съездах 1917 и 1918 гг. и как человек является крайне безнравственным, везде и всюду готовый на все ради извлечения мнимой пользы у всякого положения. А потому постановил: Соколова расстрелять».